руками — и что никогда прежде с ней не случалось — от досады зарычала. Метель ответила ей глухотой.
Сергей снял ушанку с головы, как-то расколото улыбнулся, бросил вниз ушанку с башни в белесую пустоту и спросил:
— Не узнаешь меня, София?
— Конечно, узнаю, ты же…
— Нет, ты не так меня узнаешь. — Метель разметала его пепельные волосы. — Ты узнаешь во мне кого-то еще, кроме меня?
Догадка блеснула в ее глазах.
— Ты следил за мной… нет, ты вскрыл мои пароли, вот почему ты здесь! Браво, браво, Сереженька!
Он затих, и, набухая, будто увеличиваясь в размерах от слова к слову, произнес:
— Я — мир от мира, что станет новым миром. Я — тьма, которая родила свет, я — тот предел, за которым начинается беспредельное. Я — сердце, что бьется раскаленным солнцем. Я знаю будущее и прошлое, которое снова станет будущим. Я — Абраксас Йах.
Молчание. В баке слышалось падение снега. Метель ослабла. Небо прильнуло серыми ушами к ним двоим.
— Ничего не скажешь?
— Зачем? Зачем был этот маскарад? — прошептала София.
— Просто я люблю тебя, а ты презирала меня незаслуженно. Ты полюбила Абру, а теперь оказалось, что твой возлюбленный — часть твоего нелюбимого. И неужели ты действительно думала, что я допущу твою смерть? Я? Допущу твою смерть?
— Ты больной. Просто больной.
Сергей сделал движение, София отшатнулась от него, он продолжал настигать ее, говоря, что любит ее, что они должны быть счастливы, что все было огромной и беспричинной шуткой, которая обернулась любовью к ней, и что игра не может быть выше жизни. Внезапно откуда-то снизу послышался шум, залаяли собаки (та черно-шерстяная, которую она видела по пути к башне), в сумеречное небо поднялся свет от фар, и кто-то закричал, как будто не им: «Оставайтесь на месте! Оставайтесь на месте!». И другие голоса-подголоски засипели: «Они наверху, наверху». И башня внезапно стала громкой, и весь водозаборный узел стал суетно-живым, так что Софии на мгновение показалось, что она сорвалась с башни, и все происходящее теперь — видение, которое она переживает, лежа и умирая в сугробе.
— Надо же, они все-таки нашли нас. Ну что, Софушка? Смерть и воскресение. Любовь и вечность, — Сергей протянул ей руку, — пойдешь со мной?
Она мотнула головой, попятилась, захрустела за спиной снегами.
— Чего ты боишься, Софушка? Ты боишься умереть? Или просто умереть со мной?
— Пожалуйста, нет-нет-нет…
— Какая жалость. Какой актер… Как ты вообще сможешь после такого жить? — И Сергей, распадаясь лицом, снег засекал его насмерть, весело распахнул пальто и ступил на край водонапорной башни.
И последнее, что помнила София перед тем, как пришла в себя в палате с треугольным, орхидеевым светом, тянущимся по полу от двери — красивого мальчика, бросающегося с башни головой вниз — как ныряльщик за жемчугом, как что-то бесчеловечное и уверенное в своей неколебимости, как Абраксас Йах, ее Создатель.
2018 г.
